Конармия [Часть первая] - Александр Листовский

Из соседней комнаты просунулась голова телеграфиста.

— Проше пана пулковника!

Полковник прошел в соседнюю комнату и вскоре возвратился с телеграфной лентой в руках.

— Ну, что там? — позевывая, спросил генерал.

— Армия Буденного подошла к линии фронта, — ответил полковник, кладя на стол телеграфную ленту.

Иван Ильич поднял голову от карты и посмотрел на сидевших против него командиров.

— Значит, так, — сказал он, — наша дивизия имеет задачей овладеть опорным пунктом противника у деревни Дзионьков. В голове пойдет наш полк, а впереди — наш эскадрон. Поимейте в виду, товарищи командиры, что надо действовать со всей решительностью. Пусть паны узнают, что такое Конная армия… Вихров, как себя чувствуешь?

— Хорошо, товарищ командир.

— Добре. Пойдешь в разведку. Маршрут: Липки — Жижков — Дзионьков. Записал? Так… Выступаем в три тридцать утра. Значит, успеете еще добре выспаться. Ну, вот и все у меня. Вопросов нет?.. Нет. Можно разойтись…

Выйдя от Ладыгина, Вихров послал ординарца с приказом Сачкову собрать через полчаса взвод на беседу, а сам пошел через село, решив зайти в полковой околоток и на всякий случай попросить бинтов. Он дошел напрямик заросшим лопухами оврагом, перебежав кладку через ручей и, поднявшись на противоположную сторону, вышел на обсаженную тополями дорогу. На пригорке, в стороне от дороги, белел среди зелени небольшой домик с приткнутым у палисадника санитарным флажком. Глядя сейчас на этот флажок, Вихров поймал себя на мысли, что ему не так были нужны бинты, которые он хотел попросить, как хотелось увидеть Сашеньку. Его влекло к этой девушке с тех пор, как он увидел ее на походе. И хотя он с ней часто беседовал и всегда мог зайти запросто, он начал думать о том, как она встретит его. Наконец, решившись, он взбежал на пригорок, толкнул калитку и вошел в палисадник. Черный, с желтыми бровями, лохматый пес, дремавший в тени у крыльца, при виде его встал, зевнул, потянувшись, словно сделал ему реверанс, и сел, доброжелательно стуча хвостом по земле.

Вихров прошел через-сад и остановился у раскрытого окна. Привстав на носки и чувствуя, как у него сильно забилось сердце, он заглянул в комнату.

Сашенька сидела спиной к нему над книгой. Он видел только ее узкие, совсем еще детские плечи и затылок с золотистыми завитками волос.

— Ах, это ты? — воскликнула она, обернувшись. — Постой, а кто тебе разрешил снять повязку?

— Сам, — сказал Вихров. — Надоело. Да уже все прошло. Вот посмотри. — Он снял фуражку.

— Постой, я сейчас сойду к тебе. Только я босиком. Сашенька взяла со стола книгу, вскочила на подоконник и, блеснув смуглыми ногами, спрыгнула в сад.

— Давай посидим, — она показала на скамейку. Они сели в тени.

— Что за книга? — спросил Вихров.

— Синклер, «Король-уголь».

— Где ты достала?

— Тюрин принес.

— Тюрин? А зачем он сюда ходит?

— Да сюда все ходят. Хорошие ребята. И любознательные. Мне нравится, что они все относятся ко мне по-товарищески.

— Ну, это только ты умеешь себя так поставить, — заметил Вихров.

Сашенька внимательно посмотрела на него и заговорила своим проникновенным, ласковым голосом:

— Видишь, Алеша, каждая девушка, если она уважает себя, всегда поставит себя так, что к ней будут относиться по-товарищески. У нас, у женщин, как-то больше, чем у вас, жизненного опыта.

Вихров молча смотрел на Сашеньку.

— Знаешь, Алеша, я так благодарна своему отцу, — говорила она. — Я ничего никогда не скрывала от него, и он многому меня научил.

— А я вот своего отца не помню, — сказал Вихров.

— Умер?

— Нет. Погиб в русско-японскую войну. Он был военный… Штурманом на «Наварине». Рассказывали, что он первым бросился в море, когда японцы предложили им сдаться в плен.

Они помолчали.

— А что Маринки не видно? — спросил Вихров.

— Она в дивизию поехала, — сказала Сашенька. — А что?

— Да нет, я просто так спросил. — Вихров взглянул на часы. — Ну, Саша, мне пора, — сказал он, поднимаясь.

— Торопишься? — спросила Сашенька.

— Да. Нужно по делу.

— Так ты, смотри, заходи.

— Обязательно.

Вихров попросил у Сашеньки бинт, попрощался с ней и вышел из сада…

Чуть брезжил рассвет. Эскадрон собирался на сельской площади. Тихо подъезжали тачанки. Во тьме вспыхивали красные огоньки папирос. Воздух свежел. Бойцы переступали с ноги на ногу, в который раз оправляли седловку. В одном из дворов, захлопав крыльями, заорал петух. Ему ответили с другого конца, и по всему селу на разные голоса понеслось петушиное пение. Небо на востоке светлело. В глубине площади мелькнул силуэт всадника. Слышно было, как он, подъехав к эскадрону, спешился, звякнув стременем. Впереди что-то заговорили, и знакомый голос Ладыгина подал команду. Люди зашевелились и, перестраиваясь попарно, повели лошадей в поводу. Ездовой крайней тачанки тронул вожжами и крикнул вполголоса:

— А ну, орлы, шевелись!

Пристяжные, прижав уши, чуть присели на задние ноги, легли в шорки и дружно потянули постромки. Постукивая колесами, тачанки одна за другой потянулись вслед эскадрону… Еще долго, все затихая, слышались конский топот и дребезжанье колес. Потом и последние звуки потонули в утренних сумерках.

Вихров вел разъезд рысью. Вправо от дороги глухой, темной стеной стоял вековой лес. Между частыми стволами деревьев мелькали крошечные фигурки дозорных.

Обогнув глубокую балку, разъезд вышел к вершине горы. Вихров остановил лошадь и стал смотреть влево, где за узкой полоской реки, бежавшей по зеленому лугу, виднелись маленькие, как спичечные коробки, домики с красными крышами.

— Товарищ командир, глядите, дозорный знак подает, — доказал Митька Лопатин.

При виде махавшего шашкой дозорного Вихров решил остановить разъезд, оставив за себя Сачкова, а самому проехать вперед. Он спустился по косогору, переправился через глубокий ручей и подъехал к дозорным. Харламов, старший дозора, стоял на пригорке и, раздвинув кусты, смотрел на тот берег реки. Три бойца лежали в высокой траве и, переговариваясь шепотом, посматривала вперед. Леонов наблюдал правую сторону, где находилось открытое поле. Лошадей держал Миша Казачок.

— Противник, — сказал Харламов, оглядываясь через плечо.

Вихров слез с лошади, передал ее ординарцу и подошел к Харламову. На противоположном берегу, правее моете, он увидел двух уланов. Придерживая беспокойно переступавших лошадей, они стояли на месте и, видимо, совещались о чем-то.

— Только двое? — спросил Вихров.

— Да. Минут пять как стоят, — сказал Харламов. Один из уланов, сидевший на большой серой лошади, переложил пику на бедро и тронул лошадь рысью к реке. Высоко вскидывая ноги и пригнув голову к могучей груди, лошадь побежала по блестевшей под солнцем росистой траве.

— Змей, а не конь! Такой один пушку потянет, — с восторгом произнес лежавший в кустах боец в шахтерской блузе.

Не доезжая моста, улан остановился, из-под руки оглядел противоположный берег и возвратился к товарищу. Оба опять постояли на месте, потом повернули лошадей и грузно поскакали назад, к перелеску. — А пики-то везут все равно как дрючки, — сказал Харламов насмешливо. — Эх, мне бы пику! Показал бы я им, как пикой владеть!

— Чего же ты свою в обозе покинул? — покосившись на него, спросил боец в шахтерской блузе.

— Одному, что ль, возить? — огрызнулся казак. — Твоя-то где?

— Нам, шахтерам, она не с руки. Раз попробовал на коня садиться, а она мне промеж ног воткнулась. Ну ее! Сдал в обоз.

Вихров, все время смотревший в бинокль, жестом прекратил разговоры: из перелеска на болотистый луг, растянувшись гуськом, рысью выезжали уланы.

Вихров пересчитал всадников, их было восемь, написал донесение и отправил связного к Ладыгину. Потом он разделил дозор на две части, укрыв бойцов в засаде.

Уланы ехали рядами по двое. Шагах в двух от переднего ряда на заметно прихрамывающей лошади ехал пожилой рыжий поручик. Сердито хмурясь, он громко выговаривал полному капралу с толстым животом.

Вихрова поразила немецкая речь офицера.

— Ферфлюхтер швейн! Старий каналий! — гневно говорил поручик, багровея. — Зачем зидлайть на мене серым лошадким, а? Надо било зидлай на мой вороному лошадя! Он кароший! Шипко отшень луччи… У, старий каналий! Мой будет тебя непременно шерта посылайт…

Вихров толкнул локтем Мишу Казачка и, ломая кусты, широким прыжком махнул на дорогу.

— Бей!..

Он обрушил клинок на голову поручика. Тот ткнулся вперед, на секунду повис на поводьях и боком сполз на дорогу. Уланы кинулись к мосту. Но навстречу им ударил Харламов с бойцами.

— Отдай пику, пан! — страшным голосом гаркнул Харламов, подскочив к капралу.

Харламов перехватил клинок в зубы и, на скаку поймав пику, рванул ее на себя. С треском лопнул бушмат [31]. Капрал поднял руки.